1-4 Сатана от реформации до наших дней

Реформация привела к разделению между Протестантскими и Католическими Христианами. Разделение было жестоким, ибо каждая сторона демонизировала другую, приписывая друг другу сотрудничество со сверхчеловеческим существом диаволом, ибо каждый из них был уверен, что Бог находится на его стороне, а потому противники - на стороне диавола. Протестанты утверждали, что папа является самим антихристом, тогда как Католики твердили о необходимости изгнания бесов из Протестантов. Мартин Лютер, глава Реформации, был одержим мыслями о диаволе, исписав о нем немалое количество чернил, отгоняя его прочь на все четыре стороны, и опять возвращаясь к нему для того, чтобы обвинить в связи с ним своих противников, Католиков⁽¹⁾. И все-таки примечательно то, что даже Лютер признавал, что место, где говорится о войне на небе в Откр 12, ничуть не относится к тому, что произошло в Едеме, а рассказывает о гонениях Христиан. Лютер верил в общепринятое представление о низвержении сатаны с неба в Едем, однако признавал, что Откр 12 нельзя использовать в поддержку этой мысли⁽²⁾. Более подробно об Откр 12 говорится в параграфе 5-32. Ответ Католиков был не менее предвзят - в ответ на катехизис Лютера от 1529 года, они написали свой катехизис, в котором сатана упоминается чаще, чем его упоминал Иисус (67 раз против 63)⁽³⁾, а очередной назначенный собор обвинил Протестантов в союзничестве с диаволом.

Кальвин и последующие за Лютером Протестантские реформаторы тоже не смогли расстаться с навязчивой идеей о диаволе. Так же как апокрифические работы Иудеев, о которых мы вспоминали в параграфе 1-1-2, Кальвин перекроил основные места в Библии, в которых ничего не говорится о диаволе, в места, в которых, как он утверждал, как раз и рассказывается о нем. Так, например, из Исх 10,27, Рим 9,17 и прочих мест совершенно ясно видно, что сердце фараона было ожесточено Самим Господом Богом, тогда как Кальвин стал утверждать, что “сатана ожесточил (фараона), вселив упрямство в его грудь” (Institutes Of The Christian Religion 2.4.2-5, Commentary on Matthew 6:13). Так что навязчивая вера в диавола стала самым главным в учении как у Католиков, так и к Протестантов. Г. Х. Уильямс рассказывает о том, как Католики объединились с Протестантами в совместном преследовании в окрестностях Венеции итальянских Анабаптистов, так как те отрицали как существование такой сверх личности как диавол, так и понятие о Троице⁽⁴⁾. Примечательно, но эти две ложные теории, как правило, неотделимы друг от друга (позже мы поговорим о том, что Исаак Ньютон, в конце концов, отрекся от их обеих). Об общности же этих двух идей говорится в 6-й главе. Итальянские Анабаптисты стали предтечами всех протестантов против ортодоксального представления о диаволе, о чем упоминается в параграфе 1-5.

Когда церковь, а с ней и ее идеология приобрели государственный статус, ее воинственный дух перерос в настоящие войны, происходившие зачастую между народами исповедующим Христианство. Существует множество произведений искусств и икон того времени, когда на них враги изображались в виде диавола и бесов. Подобный дух того времени возбуждал к охоте на ведьм, а потому в 16-м и 17-м веках в результате этого были убиты 100 000 человек. Любой человек, чем-либо выделявшийся в обществе, обвинялся в связи с диаволом. В это время повального интереса к личности диавола, о нем было написано много пьес и рассказов, в которых часто обыгрывалась знаменитая легенда о Фаусте и Мефистофеле.

Однако всему когда-нибудь приходит конец, а потому вместе с временами, названными “рассветом просвещения”, закончились и “охоты на ведьм”. И здесь Католики начали усиленно насаждать идею о том, что человеческое естество является изначально и по существу добрым и совершенным, тем самым опять-таки сильно преуменьшая значение греха и необходимость человека бороться со злом. Немецких Протестантов, таких, например, как Шлейермахер, охватило желание все объяснять рационально, что, очевидно, стало последствием влияния взрыва технической революции. Так Шлейермахер пришел к выводу, что обвинения человечеством во всем сатаны ничего не стоят, основывая свое утверждение на том, что совершенно не логично верить в то, что диавол может делать что-то против воли Божией, а потому он и отказался от представления о диаволе, как о личности, обладающей сверхчеловеческими способностями (The Christian Faith 1.1.1.2). Другой немец (Soren Kierkegaard), следуя по его стопам, утверждал, что представление о нечеловеческих способностях диавола слишком сильно упрощают важность личного отношения человека к греху и злу. Очень близко подошел к истине и Шеллей, когда спросил: “Зачем нам нужен какой-то там диавол, когда у нас есть человечество”?⁽⁵⁾

Классические русские писатели, и в особенности Ф. М. Достоевский, глубоко копались в таких понятиях, как грех и зло. В своем романе “Бесы” Достоевский пишет о внутренней борьбе своего героя Николая между желанием сделать что-нибудь плохое и желанием всеми способами, даже путем самообмана, оправдать себя. Ибо именно таким видел сатану Достоевский. Когда Николая спрашивают, существует ли на самом деле диавол, он отвечает: “Я его так же ясно вижу, как и вас… Но иногда я не знаю, кто на самом деле является этим диаволом, он или я”? Та же самая мысль Достоевским прослеживается и в его великом произведении “Братья Карамазовы”, где Иван, обращаясь к Алеше, говорит, что человек, создавая (диавола), “создал его по своему образу и подобию”. Таким образом Иван приходит к выводу, что диаволом является он сам, хотя и “всего лишь одна (его) часть”. Другими словами, настоящий диавол был просто отражением неосознанной стороны Ивана.

Несмотря на то, что все-таки приятно сознавать, что к точно таким же выводам пришел не ты один, все так же продолжает присутствовать и упорная вера в существование такой личности как сатана, что на деле ведет к отказу человеческого общества всерьез следить за своим поведением и грехами. Две мировые войны 20-го столетия и нависшая угроза полного уничтожения не только человечества, но и всего живого на Земле, достаточно ясно говорят, что Библейское представление о сатане, грехе и зле так и не прижилось среди людей, даже несмотря на то, что некоторые все-таки и поняли, что языческое представление о сатане, как о сверхсуществе, и является всего лишь мифом. Понятия о добре и зле в наше время стали всего лишь проявлением человеческой психики, а само слово “грех” постепенно устаревает. Западная передовая мысль охотно и беспрестанно переходит от одних теологических причуд к другим, и сегодняшнее неприятие сказок о сатане (что само по себе верно и достойно всяческих похвал) является всего лишь одной из таких причуд, ибо совершенно недостаточно разрушить неверное представление, необходимо по-настоящему понять его, с тем чтобы оно стало неотъемлемой частью твоей жизни и тебя самого.

Примечания

(1) J.M. Todd, Luther: A Life (New York: , 1982).

(2) References in S.P. Revard, The War In Heaven (Ithaca: Cornell University Press, 1980) p. 109.

(3) J. Delumeau, Catholics Between Luther And Voltaire (London: Burns & Oates, 1977) p. 173.

(4) G.H. Williams, The Radical Reformation (Philadelphia: Fortress, 1962) pp. 202,562.

(5) Shelley, Defence Of Poetry (Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1965) p. 60.